Thank You, Ethel Lilian Voynich

Тысячи раз до меня задавались вопросом, кто же неправ в истории отца и сына? 

Прочитав "Овода", можно сколько угодно спорить о том, кто прав, а кто виноват, вести долгие дискуссии и в итоге ни к чему не прийти или начать находить защиту и тому и другому. Как, например, это делаю я. 

Но есть одно но. 

Нельзя, невозможно предать свое дитя. 

И душа моя полна негодования, когда перед моими глазами проходят сцены, где в темной камере сын просил отца, кричал ему в след: "Вернитесь, падре, я не вынесу этого!" Но падре не вернулся, он ушел подпиcывать приговор своему ребенку. Да, так правильнее и спокойнее, так его вера будет удовлетворена. Я не вижу в воззрениях Монтанелли истинной веры, ибо "убить" сына, предать его военно-полевому суду, это еще одно предательство, это насилие, которого так боялся священнослужитель. Боялся, но совершил его.

Ах, да... Правильный падре не хотел разрушить свою веру, уйти из лона святой церкви, предать возложенную на него миссию. 

Но не предал ли он все свои убеждения, когда 30лет назад нарушил обет безбрачия? 

Не предал ли он свою веру, когда сын рос во лжи? 

Как жилось тебе, Монтанелли, когда ты считал, что твой сын утопился?

И вот, спустя долгих 13лет тебе дарована возможность всё исправить. Ребенок жив и он просит любви, просит поддержки, хоть вокруг него, как шипы, его острые, злые слова и непримиримость. Но шанс все исправить так и остался неиспользованным. Да, Артур требовал многого, но разве не надо было мир перевернуть, но освободить его, придумать что-нибудь, помочь своему сыну, и, наконец, проявить отцовскую любовь? 

Ведь твой сын, Лоренцо, верил в тебя, как в честного человека, ты был образцом для подражания, тем, на кого нужно равняться. Но оказалось и здесь ложь. В итоге впечатлительный мальчик отказался от веры, ведь сеньор Монтанелли врал ему...

Недолюбленный, одинокий, покрывшейся броней цинизма, надевший маску, бросающий колкие и едкие фразы, прошедший через тяжкие испытания. Овод, Артур, Феличе... 

Изменившийся, ожесточившийся, но все так же ждущий в своем сердце любви, настоящей и искренней. Стоит только прочесть его письмо к Джемме, как он поцеловал ее руку, как он бледнел при виде его любимого (все еще любимого) падре. Вот чего стоит быть настолько чистым, открытым, верящим в идеалы, в порядочность людей в девятнадцать лет.

А потом раз... И в один день все разрушено. 

Джемма, которая даже не захотела выслушать, проще было ударить его по лицу, все разрушив, будто мы живем не один раз, а сто, и потом все можно будет исправить. 

Как часто люди, не желая выслушивать других, губят и свою, и чужую жизни? Этим грешили и Джемма, и Артур. И Падре, который лгал, столько лет лгал... продолжая заниматься тем же, ведь тайна была скрыта, казалось, довольно надежно. 

Да, сбежать, далеко, отомстить всем, и сделать еще больнее этим самому себе - это не выход. Но что требовать от юноши, когда в раз все рухнуло в его жизни? Смог бы Артур спустя такой долгий промежуток времени простить своих любимых, таких нужных ему людей? 

Я думаю смог. 

В его прощальном письме Джемма снова превратилась в Джим, а значит преграды из прошлых ошибок разрушены, хоть и возведены новые, которые уже никогда не исправить.

"Дорогая Джим!

<...> Я и теперь люблю вас. Помните, я поцеловал вашу руку, и вы так жалобно просили меня "никогда больше этого не делать"? Я знаю, это было нехорошо с моей стороны, но вы должны простить меня. А теперь я целую бумагу, на которой написано ваше имя. Выходит, что я поцеловал вас дважды и оба раза без вашего согласия. Вот и все. Прощайте, моя дорогая!"

И предательство Монтанелли тоже нашло бы прощения с сердце Овода, не соверши он нового. 
Но то, что падре в конце пожалел о содеянном и отрекся от церкви, заставляет думать о том, что он тоже является жертвой. Жертвой самого себя. 
Но теперь Артур действительно мертв. 
Можно, конечно, считать, что максимализм Овода сам привел его к такому финалу. Но не в ответе ли мы за тех, кого приручили? Овод, бесспорно, во многом жесток и требователен, но все мы заслуживаем любви и заботы.
Настоящей любви, что сможет помочь своему ребенку, своему дорогому ребенку, по которому столько было пролито слез. 

Короткая, яркая жизнь, на надрыве. Жизнь в постоянных поисках, в постоянной войне с самим собой, с врагами. Жизнь в стремлении быть любимым. Быть любимым, искренне и по-настоящему. 

Но Артур умер. 

Овод умер. 

И осталась опустошенность от всего случившегося, пустопорожность всей жизни, всей потускневшей борьбы за идеалы. 

Суета сует. 

Обычные будни, тяжелые, как жаркий, знойный летний день, что оглушает. 

И ни капли перемен. 

Пустота.















Then am I
A happy fly,
If I live
Or if I die. (с)