Also sprach Zarathustra. Ein Buch für Alle und Keinen

«Так говорил Заратустра» - четырехтомный философский роман Фридриха Ницше был едва ли не самой читаемой книгой на рубеже 19–20 веков.

Эта книга содержит ключевые идеи: 

Бог умер (антитеизм); 

Сверхчеловек (социальный дарвинизм);

Воля к власти (витализм). 

Доктрине прогресса (поступательного развития), которая господствовала в умах европейцев с наступлением эпохи Просвещения, автор романа противопоставил учение о вечном возвращении, о цикличности любого развития: - только сверхчеловек способен с готовностью принять бесконечное возвращение однажды уже пережитого. 

Ницше колебался между симфонией и драмой, как между двумя вариантами жанровой характеристики поэмы. Как представляется, эти варианты связали для него «идеальную» античность - это греческая «симфония», как «созвучие»; это космическая музыка, транспонированная на «Заратустру», как на Магнум опус; и это немецкая музыкальная традиция. 

Неудивительно, что трактат привлекал к себе внимание творческих натур: сам синтетический жанр располагал к изложению собственной версии его прочтения. 

И Рихард Штраус не стал исключением.

«Так говорил Заратустра» - это первая в истории музыки интерпретация философского произведения, изменившая соотношение музыки и слова, и превратившая музыку в форму критики культуры. Поэма Штрауса полемизирует с трактатом Ницше, показывая путь восхождения человека с точки зрения человека, а не пророка. 

Рихард Штраус, благодаря которому Германия конца 19 - начала 20 века обрела «грандиозную музыку», испытал воздействие антихристианских страниц творчества Ницше, его учения о сверхчеловеке и концепции греческой культуры.
С творчеством немецкого философа Штраус познакомился в 1893 году. Прославление силы и индивидуализма придает его симфоническим поэмам «Дон Жуан», «Так говорил Заратустра», «Жизнь героя» ницшеанскую окраску, неиссякаемую жажду «все расширяющегося бытия». Отмечая этот факт, современники называли Р. Штрауса «типичным представителем артистического мира новой германской империи». Вдохновленный «музыкальной» прозой Ницше, Штраус в 1896 году создал значимую одноименную поэму с подзаголовком «Свободная композиция по Фридриху Ницше». Автор пояснял свой замысел: «Я не стремился написать философскую музыку или музыкально портретировать великое произведение Ницше. Скорее, я намеревался облечь в музыку идею человечества – от его происхождения, через различные фазы развития, как религиозного, так и научного, вплоть до идеи Ницше о сверхчеловеке».

Впервые философское сочинение стало объектом музыкальной интерпретации, изменив соотношение между литературой и музыкой в рамках симфонического произведения. Как характеризовал это советский культуролог и литературовед А. В. Михайлов: «Теперь поэзия и мысль дают внутреннее, музыка – внешнее, первые две – смысл, а музыка – оправа для них... первые дают закон целого и создают мир, а вторая привносит вещество для заполнения космоса». В связи с этим отечественный философ называет симфоническую поэму Р. Штрауса показателем общего переосмысления музыки в конце века, превращения ее в живую форму самосознания и критики культуры, а также в функцию от философской критики культуры.

Само обращение к этому сюжету было творческим выражением «отваги», характерной для самого Ницше, поиском новых музыкальных форм, что вызвало немедленный отклик прессы. Конструкцию поэмы образуют различные эпизоды «Заратустры», предваряемые вступлением – восходом солнца, с которым совпало желание мудреца «опять стать человеком». 

Названия этих эпизодов: «О потусторонниках», «О великом томлении», «О радостях и страстях», «Надгробная песнь», «О науке», «Выздоравливающий», «Танцевальная песнь» и «Ночная песнь». Произведение соответствует разработанному в творчестве Р. Штрауса типу обобщенной программности, представляя собой скорее симфоническую фантазию, чем следование сюжетным поворотам.

В отличие от Ницше, Штраус изображает не пророка, отдающего свой преизбыток человечеству, а путь человека, стремящегося возвыситься до Заратустры. Героическая личность при этом представляет все человечество, поднимающееся по «великим ступеням освобождения». Являясь частью мироздания, человек, по Штраусу, вырабатывает в процессе своего развития определенное отношение к миру. Фундамент этого отношения составляют три основных мотива: - природы; - отвращения; - томления. Стремясь познать суть мира, человек начинает испытывать антагонистические чувства – томления, то есть тяготения к высшему, как к побудительному началу развертывания трагедии человеческой жизни, и отвращения, то есть пресыщенности этим миром.

«Заратустра» Ф. Ницше обрамляется гимном солнцу. Кульминацией картины солнечного восхода у Штрауса становится выдержанное звучание до мажорного аккорда у оркестра, с доминирующей краской величественного органа. Радостное восхищение ослепительной красотой природы (вступление поэмы Р. Штрауса) разгоняет прах старой религии, явившейся «из моего собственного праха и пламени». Этот образ «потусторонников» рисует первая часть: после тихой и робкой темы ищущего смысл вещей человека (у виолончелей и контрабасов пиццикато) появляется мрачно суровая тема. 

В последующих частях поэмы Р. Штрауса отвернувшийся от религии человек испытывает непреодолимое стремление к поиску смысла земной жизни «по эту сторону человека» - через «пурпурную тоску» преисполненной избытка души - это вторая часть; к утверждению человеческого индивидуализма в наслаждении земными благами - в третьей части. 

В музыке тема любви сливается с напоминающим о пресыщенности и смерти мотивом тромбонов, что соответствует фрагменту текста о единстве «злых страстей» и «радостных добродетелей» в достижении высшей цели.

В четвертой части симфонической поэмы душевно опустошенный, чувственно разочарованный человек обращается к науке. По содержанию это совпадает с соответствующим фрагментом текста у Ницше (образ «могил юности» и воли как их разрушительницы). Человек страшится новых идей и ценностей Заратустры, так как они уничтожают все его верования, мораль, знания. Для высших людей прежний Бог умер, а новый «не лежит еще спелёнутый в колыбели», и, чтобы отыскать его в себе, достичь духовной зрелости, нужно расстаться с добродетелями юности - любовью, состраданием и милосердием.
Основная мысль пятой части- полная бесплодность науки, что передано конструктивно рациональной формой фуги. У Ницше эта глава говорит о науке в несколько ином аспекте, подчеркивая скорее генезис науки - тонкий и одухотворенный страх перед диким началом в мире и в себе, чем форму ее проявлений. Музыка Р. Штрауса по замыслу скорее перекликается с главой «Об ученых»: «Они хорошие часовые механизмы; нужно только правильно заводить их! Тогда показывают они безошибочно время и производят при этом легкий шум».
Шестая часть начинается с намеченной в конце предыдущей темы отвращения к человеку, круговороту «маленьких людей», которая объединяется с темой науки в двойном фугато. Эта часть в драматургическом отношении представляет собой апогей конфликта. Образ науки на протяжении части мельчает, что выражено в ритмическом уменьшении величественной темы до быстрых пассажей. В конце освобождение героя от груза моральных предрассудков, обретение им оптимизма выражены в соединении темы уверенного человека и темы природы. Здесь же находится знаменитый «эпизод смеха» излечившегося Заратустры, построенный на расширении воздушного образа до космически всеобъемлющего (пассажи флейт, тремоло струнных, развернутая партитура ударных инструментов и «насмешливые» фразы трубы). Насмешливо утвердительный смех не раз звучит на страницах поэмы Ницше: смеются Боги, жизнь и мудрость; спокойная глубина души сверхчеловека «скрывает шутливых чудовищ», «блестит от плавающих загадок и хохотов»; сам Заратустра уподобляется «детскому смеху на тысячи ладов», называет «сверкающий, презрительный смех» своей здоровой злобы приманкой для «самых прекрасных человеческих рыб».
Для Р. Штрауса, подлинного баварца по физическому и духовному жизнелюбию, этот многогранный философский образ смеха воспринимался в земном ключе - как проявление юмористического жизненного начала. 

В дневнике французского писателя Ромена Роллана помещено показательное высказывание Р. Штрауса: «Я не выношу трагической атмосферы современности. Мне хочется создавать веселое. Это моя потребность». Комедийное начало в поэмах «Заратустра», «Тиль», «Дон Кихот» стало новым словом в программном симфонизме. Одним из повторяющихся образов поэмы Ф. Ницше является образ мудреца танцора, освободившегося от тяжести академических догм для искусства легких ног: «Смех признал я священным; о высшие люди, научитесь же у меня - смеяться!». Смех сопряжен для Ф. Ницше с танцем, и смех Заратустры органично переходит в танец всего мироздания. 

О вальсе, как символе нововременного танцевального мышления, Осип Мандельштам говорил так: «Вальс по преимуществу волновой танец. Даже отдаленное его подобие было бы невозможно в культуре эллинской, египетской. В основе вальса чисто европейское пристрастие к повторяющимся колебательным движениям, то самое прислушивание к волне, которое пронизывает всю нашу теорию звука и света, все наше учение о материи, всю нашу поэзию и всю нашу музыку». 

В музыкальном отношении седьмая часть поэмы очень красива, демонстрируя прежде всего общепризнанное мастерство оркестровки Р. Штрауса, великолепно владеющего возможностями тройного состава оркестра.

Очень интересен финал поэмы. 

У Ницше образ главного героя концентрирует вокруг себя все символы и темы своего учения; - Заратустра «спускается» в мир несколько раз, и его встречи с людьми, как форма открытия своего и восприятия чужого, необходимы для обретения собственного пути - между индивидуализмом и коллективизмом. 

У Штрауса драматургия поэмы линейна: Заратустра в своей космической пляске воспаряет ввысь, провожаемый взглядом человека. Финальная «Ночная песнь» утверждает мысль о невозможности познания смысла бытия. Мир без Заратустры показан непримиримым, тональным конфликтом темы природы, экспонированной во вступлении, и человека. Даже в мистический полночный час противоречие между человеком, природой и миром остается неразрешенным. Соответственно, подлинным героем Р. Штрауса становится не пророческая фигура Заратустры, а обычный, земной человек интеллектуально преодолевающий свои сомнения. 

Артистическая метафизика Фридриха Ницше, сочетающая смелость дискурсивных поворотов, романтическую фрагментарность изложения мысли и ее символистскую зашифрованность, - стала плодотворной почвой для возникновения и развития самых различных философско-культурных, социальных и художественных направлений. 

Безусловно, программный симфонизм Р. Штрауса с его звукоизобразительной и жанровой конкретикой смог художественно воплотить лишь одно из измерений философской поэмы Ф. Ницше, но это симфоническое воплощение обрело художественную автономность.

Сам Ницше признавал, что «произведения такого рода очень требовательны, - им нужно время. Чтобы нечто подобное было верно прочтено, надо, чтобы к нему добавился сперва авторитет столетий». 

Откликнувшись на философию Ницше, а не на его поэзию, Штраус создал своего «Заратустру», придав ему баварские черты и сместив смысловые акценты с пророка на человека. Художественная состоятельность симфонической поэмы «Так говорил Заратустра» устраняет смысловое противостояние произведений Штрауса и Ницше. 

Сам философ в «Веселой науке» признавал правомочность творческого переосмысления его наследия: 

«Но кто ступает собственной тропой,

Тот к свету ясному несет и образ мой».